Локки поцеловал тыльную сторону левой ладони и встал. После такого благословения он хотел оказаться как можно дальше от клетки.

— Куда теперь? — негромко спросил Жеан.

— Подальше от этих проклятых насекомых.

Небо над морем расчистилось, но на восточном горизонте виднелись облака; под лунами повисла жемчужная оболочка, подобная замерзшему дыму. Они шли по пристани, примыкающей к внутренней стороне Большой Галереи, и в лица им дул сильный ветер, пронося под ногами куски бумаги и другой мусор. Со стороны серебристой воды послышались корабельные склянки.

Слева от них, как колоссальный утес, ярус за ярусом поднималась стена из Древнего стекла, пересеченная шаткими лестницами, освещенными слабыми фонарями, чтобы те, кто поднимается и спускается, видели, куда ступают. На самом верху располагался Ночной Рынок и там же кончалась обширная крыша, покрывающая все ярусы; там она спускалась к морским волнам.

— Фантастика, — сказал Жеан, когда Локки завершил рассказ о встрече в кабинете Реквина. — Значит, теперь Реквин считает, что Страгос нацелился на него. Никогда раньше не помогал развязать гражданскую войну. Должно быть, забавно.

— У меня не было особого выбора, — ответил Локки. — Придумай-ка какой-нибудь другой разумный повод, чтобы Страгос заинтересовался нами. Было ясно, что без хорошего объяснения я отправлюсь в окно.

— Приземлился бы на голову, так нечего было бы бояться, кроме счета за разбитые булыжники. Думаешь, Страгосу следует знать, что Реквин не так уж слеп относительно его агентов, как считает сам Страгос?

— Пошел он, этот сукин сын!

— Не согласен.

— К тому же, насколько нам известно, Страгос действительно хотел бы уничтожить Реквина. Они далеко не друзья, и во всем проклятом городе назревают неприятности. А в графу «дебет» в гроссбухе, — продолжал Локки, — я заношу следующее: мне кажется, Селендри можно смягчить, по крайней мере немного. И кажется, Реквин действительно считает меня своим человеком.

— Это хорошо. Как ты считаешь, не пора ли отдать ему стулья?

— Да, стулья… стулья. Да, давай сделаем это до того, как Страгос решит еще раз нас подтолкнуть.

— Я забрал их со склада и могу привезти в любое время.

— Хорошо. Значит, отдам в конце недели. Не возражаешь, если мы пару дней не покажемся в Шпиле?

— Не возражаю. Но почему?

— Хочу раздразнить Дюренну и мадам Корвалье. Пока наше положение не стало более безопасным, я бы не хотел убивать вечера на то, чтобы напиваться и проигрывать. Если мы снова используем трюк с бета паранеллой, могут возникнуть подозрения.

— Тебе виднее. А что, если я потолкаюсь в других местах и попробую что-нибудь вынюхать об архонте и приорах? Думаю, знать о новейшей истории города следует больше.

— Отлично. А это что такое?

Оказалось, что на пристани они не одни: одинокие прохожие спешили по своим делам, под плащами рядом со своими привязанными суденышками дремали лодочники, а также было немало пьяниц и бродяг, радующихся любому убежищу. В нескольких шагах слева в тени груды ящиков сидела тощая фигура в рванье; рядом горела бледно-красная крошечная алхимическая лампа. Фигура прижимала к груди небольшой джутовый мешок и бледной рукой манила к себе.

— Господа, господа! — Громкий хриплый голос похож на женский. — Сжальтесь, добрые джентльмены. Ради Переландро. Монетка, любая монетка, хоть медяшка. Сжальтесь, ради Переландро.

Рука Локки потянулась к кошельку во внутреннем кармане плаща. Жеан уже достал свой кошелек и держал его в руке, но, казалось, был готов предоставить Локки совершить акт милосердия.

— Ради Переландро, мадам, вы можете получить больше сентиры.

Увлеченный собственной галантностью и щедростью, Локки протянул три серебряных волани, прежде чем что-то заподозрил. Эта нищенка рада медной монете, и у нее громкий голос… почему же они не слышали, как она обращалась к тем, кто прошел до них?

И почему она протягивает мешок, а не ладонь?

Жеан оказался проворнее. Не имея возможности деликатно отстранить Локки, он сильно толкнул товарища левой рукой. Стрела из самострела, пробив в мешке аккуратное отверстие, просвистела в воздухе между ними; валясь на бок, Локки почувствовал, как она задела полу его плаща. Он споткнулся о небольшую корзину и неловко упал на спину.

И сел как раз вовремя, чтобы увидеть, как Жеан ударил нищенку в лицо. Голова женщины дернулась назад, но, падая, нищенка свела ноги ножницами и сбила Жеана. А когда Жеан ударился о землю и отбросил свой сложенный плащ, она распрямила ноги, ее ступни описали в воздухе дугу, уперлись в землю, и, оттолкнувшись ими, она вскочила. Через мгновение она уже стояла на ногах, сбросив лохмотья.

Черт побери. Она кикбоксер, профессионалка, подумал Локки, поднимаясь. Жеан терпеть этого не может. Локки дернул плащ, и в его руках оказалось по стилету. Он стал осторожно приближаться к женщине, которая била Жеана ногами по ребрам; рослый Жеан пытался откатиться. Локки был уже в трех шагах, когда стук кожаной обуви о камень предупредил его, что за ним кто-то есть. Он занес правую руку со стилетом, словно собирался заколоть нападающую, но живо пригнулся, повернулся и вслепую ударил назад стилетом в левой руке.

И сразу обрадовался, что пригнулся: что-то пролетело над его головой, совсем близко, задев волосы. На него напал другой «нищий» — мужчина примерно его роста; Локки только что избежал удара железной цепью, которая могла расколоть его череп, как яйцо. Сила броска увлекла этого человека вперед, он наткнулся на стилет, и тот погрузился в его тело под правой мышкой. Человек ахнул, а Локки безжалостно воспользовался преимуществом и ударил вторым стилетом в левую ключицу противника.

Потом как можно резче дернул оба лезвия, и мужчина застонал. Цепь, выскользнув из его пальцев, со звоном ударилась о камни; в следующую секунду Локки выдернул стилеты из тела противника, словно вертелы из мяса, и позволил бедняге опуститься на землю. Перехватил поудобнее окровавленные стилеты, повернулся и, повинуясь неожиданному приливу уверенности в себе, напал на противницу Жеана.

Женщина, почти не глядя, пнула его; ступня попала ему в плечо; впечатление было такое, словно он наткнулся на кирпичную стену. Он отшатнулся; женщина воспользовалась возможностью отступить от Жеана (тот выглядел сильно избитым) и двинулась на Локки.

Лохмотья она давно сбросила. Локки видел, что она молода, вероятно, моложе его, в свободном темном платье и тонкой дорогой кожаной куртке. Теринка, относительно смуглая, с туго заплетенными волосами, окружающими голову словно короной. Ее повадки говорили, что ей не раз приходилось убивать.

Подумаешь, сказал себе Локки, отступая, я ведь тоже убивал… и споткнулся о тело человека, которого только что ударил стилетами.

Женщина мгновенно воспользовалась его неудачей. Он еще не успел восстановить равновесие, а она уже по дуге взвилась в воздух, выставив вперед правую ногу. Эта нога, как молот, ударила в левое предплечье Локки, и стилет вылетел из мигом отнявшихся пальцев. Локки выругался и в ярости ударил стилетом, зажатым в правой руке.

Двигаясь не менее ловко, чем Жеан в свои лучшие моменты, женщина левой рукой перехватила правое запястье Локки и потянула вперед, а правой ударила его в подбородок. Стилет улетел в темноту, как человек, прыгающий с высокого здания, и внезапно темное небо над Локки сменили серые булыжники. От удара его зубы застучали, как игральные кости в чашке.

Женщина еще раз пнула его, переворачивая на спину, потом поставила ногу на грудь и прижала к земле. И схватила один из его стилетов. Локки как в тумане видел, что она наклоняется, чтобы ударить его. Его руки онемели и действовали предательски медленно, а незащищенное горло, к которому безжалостно устремился стилет, страшно зазудело.

Локки не слышал, как топорик Жеана ударил убийцу в спину, но увидел следствие — и догадался о причине. Женщина дернулась, прогнулась назад и выронила стилет. Он со звоном упал на камни возле лица Локки; Локки увернулся от него. Женщина опустилась рядом с ним на колени, часто и мелко дыша, потом повернулась.